В углах опять зашуршало, крысам не терпелось вернуться к трапезе. Виктор щелкнул зажигалкой. В темноте блеснули глазки-бусинки. Виктора передернуло. Крыс он не боялся, но относился с опаской из-за болезней, которые они разносят. Немного радости подхватить гепатит от такой твари. И потом, одно дело, когда какой-нибудь зазевавшийся городской крысенок порскнет мимо тебя, когда ты выносишь на помойку мусорное ведро. И совсем другое – делить подвал с десятком-другим крыс-трупоедов. На людей они не нападают в большинстве случаев, но Виктору как-то не хотелось оказаться среди неудачливого меньшинства. Что, если этим тварям захочется свежатинки? При одной мысли, что его цапнет за руку крыса, которая час назад закусывала покойником, у Виктора мороз пробежал по коже.
Он топнул по деревянному настилу. Глазки исчезли. Но возня по темным углам не стихла. Крысы набирались храбрости перед очередным заходом.
Газа в зажигалке почти не оставалось. Виктор понял, что вскоре он снова останется без света. Без света, без ответа на добрый десяток вопросов и без надежды выбраться из подвала. В институте на старших курсах он серьезно интересовался поведением человека в экстремальных ситуациях. И знал, что есть две продуктивные стратегии поведения. Первая – взять себя в руки и спокойно ждать, когда ситуация изменится к лучшему. Главное при этом – не делать ничего такого, что может ее ухудшить. И другая стратегия – пытаться изменить положение вещей самостоятельно, действовать активно и целенаправленно. Первый путь более безопасный. Второй – с большей вероятностью гарантирует тот исход, который нужен тебе.
Поразмыслив, Виктор пришел к выводу, что ждать, пока все решится само собой, он не может. Надо выбираться. И делать это прямо сейчас, иначе может быть слишком поздно. От удушливой ядовитой вони уже начинала кружиться голова. Могильный холод делал свое дело. Пальцы закоченели, и в скором времени эта же участь ожидала кисти, а за ними и все остальное. Тяжелое дыхание подступающей паники шевелило волосы на затылке.
По статистике семьдесят процентов людей в экстремальной ситуации впадают в ступор, двадцать – в истерику. И только десять сохраняют самообладание, благодаря чему и выживают. Виктору хотелось угодить в эти десять процентов. Он должен был оказаться в десятке лидеров, для того, чтобы попытаться помочь Андрею и Кате, если это еще возможно.
Теперь, когда память, наконец, перестала валять дурака, он предположил, что находится в доме Коли. Незнакомец собирался именно туда, схватился он с Андреем перед самым домом, а в подвале лежит труп Коли. Десять против одного, что это дом сторожа. Здесь Виктор бывал несколько раз. Изучить планировку ему, конечно, не удалось, не до того было. Но примерно представить, что и где находится, мог.
Люк вел на кухню. Странно, что он не открывается. Обычно никто не ставит задвижку или замок на крышку люка – будешь все время спотыкаться, да и смысла нет. Значит, крышку попросту прижали чем-то тяжелым. Мебели в доме хватает. И не ДСП-шных поделок, а настоящих мебельных мастодонтов из какого-нибудь дуба или карельской березы.
Но люк – не единственный способ попасть в подвал, Виктор это знал наверняка. Здесь во всех домах делался вход в подвал и с улицы. Нужно найти дверь. Скорее всего, она заперта снаружи, причем, на навесной замок, но… Виктор вытащил связку ключей, найденную в кармане трупа, и чиркнул зажигалкой. Шесть ключей, явно не от навесных замков, да брелок-открывашка с полустертой рекламой пепси-колы.
«Все равно нужно искать дверь. Найти ее, а уже потом думать, как открыть. Иначе я не тронусь с места. Потому что на каждый ответ придется десять новых вопросов».
Он осторожно встал со ступенек, выпрямился, насколько позволял низкий потолок, и снова зажег зажигалку. Позади, в трех шагах шла сплошная стена. Полки были заставлены рядами банок. Его внимание привлекла самая нижняя полка. На ней выстроилась целая батарея бутылок. Самого разного калибра. Все они были наполнены какой-то мутноватой жидкостью, на каждую была наклеена этикетка с рукописными каракулями.
Самогон! Виктор вспомнил, что Коля был любителем натуральных напитков домашнего производства, об этом знали по всей округе. Местные предпочитали спирт, можно водку, а если уж дело было совсем плохо – шла и тормозуха, и гуталин, словом, любая жидкая и не очень дрянь, в которой содержался хоть один моль заветного С2Н5ОН. Коля был исключением, и придерживался дедовских способов, но гнал не на продажу, а исключительно для себя, за что деревенские его недолюбливали.
Виктор подошел к полке и присел на корточки. Каждая бутылка была снабжена этикеткой. Старка, кантабас, вишневка, полынный, медовый, анисовый – Коля был мастером своего дела. На каждой бумажке указание срока изготовления и крепость – от сорока до семидесяти градусов. Недолго думая, Виктор взял первую попавшуюся бутылку, вытащил зубами пробку, хлебнул, закашлялся. Сразу потеплело, боль в затылке притупилась.
– Спасибо, Коля, – Виктор грустно отсалютовал бутылкой покойнику.
Он глотнул еще раз, заткнул бутылку пробкой и поставил на место. Посветил зажигалкой, отыскал бутылку с надписью «Первач. Прогон 75°С. Крепость 70°», снял ее с полки и сунул за пазуху. Потом с зажигалкой в руке опустился на четвереньки и пополз по настилу в поисках какой-нибудь палки. Через минуту ему повезло. Одна из досок настила оказалась подгнившей, и Виктор, изрядно попотев, отломал кусок метровой длины.
Он стянул куртку, рубашку и футболку. Спина и руки моментально покрылись гусиной кожей. Но Виктор не чувствовал холода. Он разрезал футболку Колиным ножом так, чтобы получились несколько полос шириной сантиметров пять, и обмотал их одну за другой вокруг конца доски. Потом торопливо оделся.