Пожиратель мух - Страница 66

* * *

Голова разламывалась от боли. В затылок словно назабивали гвоздей. Виктор с трудом разлепил один глаз и тут же зажмурился. Тусклый свет керосиновой лампы показался ядерной вспышкой. Тошнота накатила тяжелой удушливой волной.

Он попытался перевернуться на бок, но тело не послушалось. Руки и ноги оставались неподвижными, как он ни напрягал мускулы. Единственное, чего добился – повернул голову так, чтобы давление на пылающий болью затылок чуть-чуть уменьшилось. Это движение отняло последние силы. Он обмяк.

Что с ним случилось? Обморок? Тогда, во время драки у машины, псих хорошо заехал ему. К тому же, падая, он здорово приложился затылком о бампер. Наверняка схлопотал сотрясение мозга. Так что обморок вполне возможен. Виктор знал, что иногда сотрясение может дать о себе знать и через неделю. Внезапные головокружения, потеря сознания, приступы тошноты. Все эти прелести иногда выжидают несколько дней, прежде чем появиться во всей красе. Итак, возможен внезапный обморок? Да. А затылок? Падая снова приложился им. Всему можно найти удачное объяснение, если захотеть. И все же что-то было не так.

Чтобы выяснить, в чем загвоздка, Виктор заставил себя открыть глаза, хотя делать этого ох как не хотелось. Свет причинял почти физическую боль. Которой и так уже было, хоть отбавляй.

Он лежал на спине, вывернув голову, а рядом с ним, меньше чем в шаге, лежала Катя. Лежала, странным образом заведя руки за спину и подогнув колени. Один глаз у нее припух, и вокруг него наливался приличных размеров синяк. Губа была разбита, и кровь размазалась по нижней части лица, отчего казалось, что девушка неумело воспользовалась чересчур яркой помадой.

– Шошилось? – едва ворочая распухшим языком, пробормотал Виктор.

Катя поджала окровавленные губы, как обиженная девочка.

Он снова попытался встать, но руки не слушались, и после нескольких неуверенных движений он понял, что они связаны за спиной.

– Какого черта? – сказал Виктор, ни к кому конкретно не обращаясь.

Девушка не проронила ни слова. Зато откуда-то из-за спины раздался голос хозяина:

– А, очнулись? Хорошо, я уже начал волноваться.

Услышав эти слова, Катя ожила:

– Ты, старый мерзкий ублюдок! Развяжи меня сейчас же, сволочь! Слышишь ты, кусок идиота? Псих, гребаный псих! Развяжи меня!

– Тихо-тихо, барышня. Не надо так кричать. К сожалению, просьбу вашу я должен отклонить.

– Скотина, скотина, скотина!

– Да что здесь происходит? – воскликнул Виктор.

– Что происходит? Что, герой ты мой, происходит? – Катя закатила глаза, словно подыскивая наиболее точные слова. – Ты, блядь, мир спас, вот что происходит! Господи, ну почему все мужики такие козлы? Почему?!

Катины крики били по ушам и отдавались пульсирующей болью в затылке.

– Катя, подожди, не кричи, ради бога, – поморщился Виктор. – Я ничего не понимаю, правда…

– Что тут не понятно? Сам не видишь, что происходит? Этот псих огрел тебя по башке кочергой, потом избил меня и связал! Связал нас обоих.

– Но… Зачем?

– Откуда я знаю?! Спроси у него, зачем.

Виктор на минуту замолчал, переваривая информацию. Потом, собравшись с силами, он перекатился на бок, по ходу дела убедившись, что ноги тоже связаны.

В двух шагах от его носа оказались грязные стоптанные сапоги хозяина дома. Бывшего учителя истории Валентина Петровича Соколова, любителя охаживать кочергой доверчивых гостей. Виктор перевел взгляд выше. Учитель примостился на том самом стуле, на котором недавно сидела Катя. Двустволка зажата между колен, руки шарят в миске с окурками. На лице старика Виктор не заметил никаких следов раскаяния или хотя бы неловкости. Зато увидел, что одно стекло очков треснуло, а на лбу набухла шишка. Все интереснее и интереснее.

– Какого черта вы тут вытворяете? С ума сошли, что ли? – Виктор решил, что о профессиональной вежливости можно смело забыть. – Развяжи нас сейчас же!

Не удостоив Виктора даже взглядом, хозяин закурил и с рассеянным видом выпустил струю дыма в покрытый паутиной потолок.

– Эй, я с тобой говорю! Хорош дурака валять! Что ты задумал?

– Вы не дослушали мою историю, – не желая переходить на «ты», сказал, наконец, старик. – И очень зря. Если бы вы не были так нетерпеливы…

– Да какая к черту история?! – заорал Виктор, не обращая внимания на взорвавшийся болью затылок. – Придурок, там же старуха!

– Не волнуйтесь, ей уже не поможешь. Слышите, как тихо? Каюк Тимофеевне, добрался до нее Прохор, – в голосе старика ясно послышалось удовлетворение. – Шустрый он все-таки, черт… Ну да посмотрим, как у него со мной получится.

– Зачем вы нас связали? Чтобы мы дослушали вашу историю? Или не хотели, чтобы я помог этой несчастной старухе? – Виктору удалось произнести эти слова относительно спокойно, хотя внутри все кипело от злости.

– Да нет, мне на Тимофеевну наплевать. Она меня говносером называла, когда маленькие были. Будто сама розами срала…

– Так зачем тогда?

– Узнаете, когда срок придет. Чего сейчас нервы зря трепать? Геродот сказал, что лучше иметь храброе сердце и пережить неприятности, чем постоянно бояться того, что может произойти. Не дословно, но близко к тексту. Лежите себе спокойненько. А я пока закончу рассказ.

– Да чихали мы на ваш рассказ! – крикнула Катя. – Развяжи нас, урод! Витя, сделай же что-нибудь!

– Что я могу сделать? У меня руки связаны.

– Придумай! Он меня бил, понимаешь? У меня глаз болит. Там синяк, да? Скажи, синяк?

– Совсем небольшой.

– Черт! Ты за это ответишь, козел, понял?

– Катюша, успокойся, очень тебя прошу. Мы что-нибудь придумаем обязательно, обещаю. Потерпи немного. Главное – не волноваться. Эй, развяжите хотя бы девушку. Ей и так сегодня досталось. Она мужа потеряла. Бог ты мой, она ведь совсем девчонка! Ничего вам не сделает, развяжите вы ее.