Пожиратель мух - Страница 82

Старик замолк и осторожно коснулся челюсти. По его лицу было видно, что хоть пришлось ему нелегко, он доволен тем впечатлением, которое произвел рассказ на Катю.

Потрясенная девушка обернулась к Виктору:

– Витя, ты слышал? Витя, что с тобой?!

Все это время Виктор просидел молча, рассеянно поглаживая по голове Сергея. Он словно выпал из реальности. Окружающий мир перестал существовать. В голове гулким эхом перекатывались последние слова Сергея, которые он выкрикнул звонким мальчишеским голосом. «Н-нет, это не мох. Это шевелится земля». Шевелится земля… Сами слова ничего Виктору не говорили. Но они стальным крюком зацепили засунутый в самый дальний угол склада под названием «память», ящичек с воспоминаниями детства и потащили его из-под груды других коробок, грозя обвалить их ровные штабеля. У Виктора было ощущение, что эти незнакомые, лишенные для него сейчас всякого смысла слова, на самом деле должны значить гораздо больше. Они просто обязаны быть связаны с чем-то давно позабытым – человеком, ситуацией, явлением, не важно. Он словно схватился за тонкую прочную нить, но понятия не имел, что находится на обоих ее концах. Они терялись в непроглядном мраке, но сомнений не было – там что-то есть, что-то очень важное. И он снова и снова повторял про себя это словосочетание, надеясь, что подсознание рано или поздно откликнется и вытолкнет на поверхность нужный образ, запечатленный когда-то в памяти. Но Катин голос вывел его из оцепенения, когда, казалось, он был совсем близок к тому, чтобы вспомнить…

– Витя, ты в порядке? На тебе лица нет!

– Все нормально, – пробормотал Виктор. – Все хорошо. Я просто…

Его прервал Сергей:

– Витек, мне холодно. Ног не чувствую. Почему так холодно, Витек?

– Тихо, тихо, Сережа, не болтай. Полежи спокойно. На, выпей немного, – он поднес к губам друга бутылку.

Тот сделал маленький глоток и тяжело закашлялся.

– Не давали бы вы ему пить, – не выдержал учитель.

– Посидели бы вы молча, – в тон ему ответил Виктор, но бутылку закрыл. – Ну как, Сережа, полегче?

– Да не сказал бы, – вяло улыбнулся Сергей, и улыбку тотчас сменила гримаса боли. – Горит все… Витя, что со мной было? Я все вспомнил, понимаешь? Как будто только что это произошло…

Виктор немного удивился. Обычно человек не помнит ничего из того, что происходило, пока он пребывал в гипнотическом сне. Грубо говоря, каким уснул, таким и проснулся. Но здесь творилась такая чертовщина, что на подобную мелочь можно было не обращать внимания.

– Ты должен знать, Витек… Мне кажется, это очень важно, – Сергей вдруг впал в лихорадочное возбуждение. Взгляд прояснился, щеки порозовели, он даже попытался поднять голову, но сил на это не хватило и он ограничился тем, что здоровой рукой легко сжал руку Виктора. – Это я поджег деревню. Поджег, чтобы вы вышли из домов.

– Я знаю, знаю, – мягко сказал Виктор. – Успокойся, Серега, тебе не нужно сейчас болтать.

– Брось, мне гораздо лучше. Но я не сам это сделал, то есть сам, но меня заставили… Я был словно под гипнозом, понимаешь? Только очень сильным. Намного сильнее, чем то, что ты со мной делал… Боже мой, я принял его за деда. За Афанасия, представляешь? Он внушил мне, что передо мной мой дед. И я его послушался. Там еще что-то нехорошее было. Я не помню, что именно… Будто кроме того, кто прикинулся дедом, был еще кто-то… Не могу сказать, все слова растерял. Оно как будто забралось мне в голову. Я, Господи ты боже мой, слышал мысли… нет, думал, как думает оно, видел его глазами… Это ужасно. Да, я видел вас… Вернее Катю и какого-то старика, они сидели в доме… Мухи, так вас называл дед, и то, что было с ним. Тебя, Витя я не видел, и ненавидел тебя за это. Знал, что ты где-то поблизости, но видеть не мог. И ненавидел… А потом… потом дед сказал, чтобы я взял бензин и поджег всю деревню. И я послушался. Не мог не послушаться. Они управляли мной…

– Сережа, помолчи, тебе нельзя столько говорить. Побереги силы.

– Нет, нет, нет! – замотал головой Сергей, и на губах у него снова выступила красная пена. – Какие к свиньям силы… Я умираю. Витек, как же мне не хочется умирать! Но я сам в этом виноват… Если бы только я не послушался! Но я не мог, веришь мне? Не мог!

– Я верю, верю тебе…

– Молчи! Все это как-то связано с той поляной, помнишь? Черная земля… Черная земля, которая шевелилась. Мы были детьми. Ты должен вспомнить, это важно… Очень важно. Потому что… Потому что она идет за вами! Они идут за вами… Черная земля… Рядом с кладбищем… Ты нас вывел тогда… Спас… Черная земля!

Сергей, казалось, снова впал в транс. Глаза закатились так, что были видны лишь белки, перепачканный кровью рот широко распахнулся, из горла вырывались какие-то нечленораздельные звуки, которые изредка превращались в осмысленные слова.

– Там люди… Я вижу людей в земле. Вика… Боже, она мертва. Все люди мертвы. Земля… Земля!

Он выкрикивал еще что-то, но Виктор уже его не слышал. Он сам будто провалился во временную черную дыру. Воспоминание, казалось, надежно уничтоженное, стертое, или, на худой конец, задвинутое в самый дальний пыльный уголок памяти, неожиданно ожило, приобрело потрясающую воображение яркость и четкость, обросло звуками и запахами, а потом вынырнуло на поверхность, безжалостно взламывая толстые льды забвения.

Виктор словно наяву увидел ту, покрытую черной жирной землей поляну, которую окружали чахлые, лишившиеся жизненных соков деревца. Он увидел трех насмерть перепуганных мальчишек, стоявших на краю этой поляны, взявшись за руки. Одним из мальчишек был он сам, но видел себя со стороны, словно не вспоминал тот день, а просматривал записанный на пленку фильм. Губы того, двенадцатилетнего Вити, зашевелились, и до ушей взрослого Виктора донеслось дрожащее: